— Он хочет сказать…
— Страдание, сочащееся из иллюзии, и есть наша пища, — сказал Дракула. — Вернее,
теперь уже ваша пища. Вампиры питаются не неким абстрактным «агрегатом М5», как вы
это политкорректно называете. Они питаются болью. По своей природе агрегат «М5»
является страданием, которым кончается практически любой мыслительный акт ума «Б».
— Но нас учат, что агрегат «М5» — это то же самое, что деньги, — сказал я растерянно.
— Правильно, — согласился Дракула. — А деньги — это то же самое, что боль. Они имеют
одну и ту же природу. Люди всю жизнь корчатся от боли в погоне за деньгами. А иногда
могут ненадолго откупиться от страдания с их помощью. Что же это тогда еще?
— Я не могу поверить… — начала Гера.
Дракула поднял ладонь, словно прося ее не трудиться.
— Вампиры никогда не любили говорить о том, что они питаются человеческим страданием.
Но в наши дни они дошли до того, что даже запрещают себе это понимать. Они уверяют
себя, что питаются просто неким специфическим продуктом ума «Б», который называют то
агрегатом «М5», то «баблосом». Но разве содержимое коробки зависит от ярлыка? Баблос
и есть концентрированное человеческое страдание. Вся гламуродискурсная
вампоэкономика, которой учат молодых вампиров, существует только для того, чтобы не
называть лопату лопатой. Это просто фиговый листок, скрывающий неприглядную истину.
— Это звучит почти как blood libel, — сказала Гера. — Не знай я, что передо мной сам
Дракула…
— Я называю вещи своими именами, — ответил Дракула. — И рассказываю о своей
духовной эволюции так, как она происходила. Если вам не интересно, я могу замолчать.
— Нам интересно, — сказал я. — Продолжайте, пожалуйста.
— Когда я понял, что человек — это просто фабрика боли, я задумался, приходил ли кто-то
до меня к такому же выводу. И сразу же выяснил, что такой человек — именно человек, а не
вампир — уже жил на земле. Это был Сиддхартха Гаутама, известный как Будда. Я решил
исследовать его учение и обратился к древним текстам. Однако здесь меня ждало
разочарование. Слова Будды были впервые записаны только через пятьсот лет после того,
как были произнесены. До этого они передавались устно. Очень трудно было отделить его
подлинное учение от позднейших наслоений. Однако я заметил одну странную вещь. Будда
никогда не отвечал на вопрос, почему существует сочащийся страданием мир, хотя такие
вопросы ему задавали не раз. Он говорил, что для раненного стрелой неважно, кто ее
выпустил — важно ее вынуть. Это меня поразило. Тут, извиняюсь, нарушена элементарная
логика — как же неважно? Пока мы будем вынимать одну стрелу, он другую выпустит… Я
сразу подумал, что у Будды был какой-то договор с вампирами древности. И скоро нашел
доказательства. Но не в человеческих документах, разумеется, а в сохранившихся
препаратах из старых вампотек.
